Обзор теории Винникотта

Библиотека Материалы

Обухов Яков Леонидович — психолог, доцент Института Кататимно-имагинативной психотерапии (Германия), преподаватель Института Психотерапии, член Русского Психоаналитического Общества и Европейской Ассоциации Психотерапии, председатель Московского Научного Общества Психосоматической Психотерапии (МНОПП), автор книги: “Символдрама : Кататимно-имагинативная психотерапия детей и подростков” и более 50 публикаций в отечественных и зарубежных психологических, медицинских и психотерапевтических изданиях.

Предлагаемый обзор концепции детского развития английского психотерапевта Д. Винникотта посвящен анализу значения первого года жизни для последующего развития ребенка. Анализируются условия закладывания склонности к депрессиям, психозам, страхам, антисоциальным тенденциям. С другой стороны, разбираются предпосылки нормального развития и формирования активной творческой личности.

Английский психотерапевт Дональд Вудс Винникотт (1896-1971) считается наряду с Анной Фрейд и Мелани Кляйн самым значительным детским психоаналитиком нашего времени. Основное направление работ Винникотта — изучение наиболее раннего эмоционального развития ребенка. Им разработана концепция происхождения психозов, антисоциальных тенденций, правильной (подлинной) и неправильной (фальшивой) структуры “Я-САМ” (Self), стадии тревоги и волнения, а также концепция “переходного объекта” (“посредника” между реально существующей матерью и тем образом, который сложился у ребенка о матери).

Винникотт полагал, что эмоциональное развитие ребенка начинается задолго до рождения. По его мнению, даже травматическое переживание рождения может быть предотвращено или смягчено путем эмоциональной подготовки во внутриутробном состоянии. Таким образом для младенца становится возможным пережить рождение как результат своих собственных усилий.

Таблица 1:    Фазы раннего развития ребенка по Зигмунду Фрейду и Дональду В. Винникотту[1]

В период после рождения, согласно Винникотту, из-за зависимости младенца от окружающего мира, в особенности и, прежде всего, от матери, невозможно изучать новорожденного изолированно от матери. Винникот вводит в этой связи очень важное понятие — “достаточно хорошая (good enough) мать”. “Достаточно хорошая мать” находится в первые недели после рождения ребенка в весьма специфическом состоянии, которое Винникотт называл первичным чувством материнства (Primary Maternal Preoccupation). Оно медленно развивается во время беременности и продолжается еще несколько недель после рождения. Это состояние повышенной чувствительности, почти болезненного характера, что можно сравнить с шизоидным состоянием[2]. Благодаря первичному чувству материнства мать может создать для ребенка условия, в которых могут раскрыться его собственные тенденции развития и его первые побуждения индивидуальной эмоциональной жизни.

Важно отметить, что “достаточно хорошая мать” должна не только удовлетворять потребности ребенка, давать ему любовь и заботу, но и предоставлять младенцу возможность необходимых фрустраций как предпосылок нормального последующего развития. Только сталкиваясь с фрустрациями, младенец ощущает реальность окружающего мира. В то же время, фрустрации не должны быть слишком сильные, чтобы не вызвать защитый аутистический уход от реальности в мир иллюзорных переживаний.

Мать создает не только физическое тело ребенка, вынашивая его в себе, но и делает возможным становление структуры “Я-САМ” (Self) своего младенца. Происходит процесс персонализации. Это становится возможным благодаря материнской заботе — функции держания (holding), как ее называл Винникотт. Процесс персонализации Винникотт описывает как развитие от абсолютной (экстремальной) зависимости (от 0 до 6 месяцев) к относительной зависимости (от 6 до 13 месяцев) и далее постепенное приближение к большей независимости (см. табл. 1).

Вначале ребенок полностью зависит от матери и ее ухода за ним. Но уже и в этот период Винникотт отмечает такую парадоксальную ситуацию, когда ребенок ощущает себя одновременно и зависимым, и независимым. Первое движение в сторону независимости связано с появлением у ребенка омнипотентных желаний (желаний всесилия, всемогущества).

Важное понятие психоанализа “Я-САМ” (Self), следует отличать от другого не менее важного понятия “Я” (Ego). Винникотт определяет Я как психическую инстанцию, существующую наравне с зависимостью от матери и ее способности отвечать потребностям ребенка уже с самого начала жизни. Вначале мать создает благодаря своему почти полному соответствию потребностям ребенка возможность переживать иллюзию, что мать и ее грудь — это часть ребенка. Мать как бы находится под магическим контролем ребенка. Если достаточно хорошая мать в состоянии соответствовать потребностям ребенка, то она берет на себя поддерживающую функцию Я. Тем самым она дает затем младенцу возможность, во‑первых, вытеснять страхи, а, во‑вторых, пережить свою омнипотенцию, которая проявляется в магическом контроле, управлении, регулировании ребенка. Винникотт считает, что этот механизм включает в себя также и творческий, креативный аспект управления и регулирования.

Если этот опыт положительно закрепляется, то младенец может завязать отношения с так называемыми субъективными объектами. В результате столкновения с принципом реальности от промежуточной стадии отношений с субъективными объектами происходит переход к первому установлению отношений с объективно воспринимаемыми объектами. Парадокс происходящего заключается в том, что младенец не находит для себя объект, на который направлены его переживания, а создает его. С другой стороны, такой объект должен быть сначала найден. Иными словами, объект уже должен быть в распоряжении у ребенка, чтобы он мог его создать и заполнить энергией либидо (катексировать). Хороший объект ничего не даст младенцу, если он сам его не создал[3].

В начале объект полностью определяется для младенца переживанием омнипотенции. Лишь омнипотентный контроль делает возможным постепенное приближение к реальности, ведя к объективно воспринимаемому объекту. Однако, если омнипотенция не будет сопровождаться необходимым уровнем фрустраций, то внешний мир будет восприниматься как галлюцинация. Именно фрустрация позволяет пережить реальное существование окружающего мира и тем самым объекта.

Винникотт проводит еще более четкое различие между субъективным и объективным объектом, рассматривая отдельно отношение к объекту (object-relating) и использование объекта (object-usage).

При помощи отношения к объекту младенцу впервые удается наполнить объект значением. Однако это значение остается исключительно изолированным переживанием субъекта. Объект на этой стадии — это преимущественно пучок проекций младенца. Ребенок еще не воспринимает его как существующую независимо от него реальность. Материнская грудь еще не переживается младенцем как отдельно от него существующий феномен. Ребенок как бы сосет самого себя, грудь принадлежит к области его омнипотентного контроля. Но тем не менее благодаря отношению к объекту происходит расширение области эмоциональных переживаний младенца, а также формируются механизмы проекции и идентификации, которые как бы переносят часть структуры “Я-САМ” ребенка в объект, увеличивая тем самым область Я.

Использование объекта предполагает, с одной стороны, существование отношения к объекту, но, с другой стороны, дополняет егоновыми аспектами, связанными с выделением существенных свойств объекта и со способностью объекта сохраняться для младенца. Объект на стадии использования объекта обладает уже независимым существованием. В этом заключается существенное отличие между отношением и использованием. Теперь ребенок пьет молоко уже из так называемого “источника‑не‑Я”, от которого он полностью зависит.

На объект, т. е. на мать и материнскую грудь, направляются также и деструктивные, разрушительные действия младенца. Только когда объект “переживет”, “выстоит” разрушение субъектом, субъект может использовать объект. Благодаря тому, что объект “выстоял”, субъект может начать жить в мире объекта. Происходит формирование необходимого для нормального развития первичного чувства вины, что создает предпосылки для последующего развития эдипальных отношений (принятие другого человека, гарантия от ухода в анаклитическую депрессию[4]). Развитие этого психического процесса тесно связано с поведением и позицией матери. Она — самый первый и самый главный человек, который как бы ведет ребенка сквозь первое столкновение с деструкцией. Именно на нее направлены нападки младенца. Она же является и первым объектом разрушения. Мать очень легко может сорваться и не сдержать свою закономерную раздражительность, вплоть до ненависти, когда ее младенец кусает или ранит ее. Поэтому все здесь зависит от того, обладает ли мать способностью “устоять”, “пережить” нападки ребенка. Винникотт говорит в этой связи, что мать “не должна мстить ребенку”. Младенец переживает таким образом способность объекта постоянно вновь и вновь выносить разрушение. Это позволяет впервые пережить реальность “устоявшего” объекта, усиливает эмоциональную связь и отношение к объекту, ведет к формированию постоянства и неизменности (константности) объекта. Важно отметить, что только после этого объект может быть использован.

Винникотт полагал, что переход от отношения к объекту к использованию объекта является сложнейшим процессом в развитии человека. Суть его заключается в том, что субъект начинает относиться к объекту как к внешнему феномену, а не как к собственной проекции. Младенец может теперь разместить объект вне сферы действия своей омнипотенции. Таким образом, он признает объект некой отдельной от него сущностью, обладающей собственными правами. Винникотт считал, что в этой фазе коренятся наиболее тяжелые из возможных последующих нарушений развития.

Винникотт постоянно подчеркивал, что отношение младенца к материнской груди определяется не только стремлением к удовлетворению его инстинктивных потребностей, но и связано с появлением у ребенка такого представления о груди, которое Винникотт характеризует как хищническое и алчное. Удовлетворение оральных потребностей может даже вызвать травматическое действие, если одновременно не обращать внимание на развитие функций Я младенца. Необходимо бережно относиться к формированию того, что позднее станет структурой “Я-САМ” (Self) ребенка, ядром его личности. Даже после хорошего орального удовлетворения у младенца все равно может остаться ощущение, что его обманули. Это может быть, например, связано с тем, что у младенца были так называемые каннибальские побуждения, ребенок был возбужден, а мать пыталась его успокоить посредством кормления и тем самым как бы вывела его из игры. Достаточно хорошая мать способна в связи с этим не только давать ребенку молоко, но и позволять своему голодному младенцу жадно хватать себя.

Достаточно хорошая мать все же не испытывает в связи с подобными нападками одни только положительные чувства. В отличие от З.Фрейда, считавшего, что мать испытывает по отношению к младенцу только чувство любви, Винникотт отмечал, что мать с самого начала также и ненавидит своего ребенка. Однако она способна не воплощать свою ненависть в действии. Мать может позволять ребенку плохо с собой обращаться и ненавидеть его за это, но не отвечать ему тем же. При этом она может ждать награды, которая, возможно, придет позднее, а, возможно, и не придет вовсе.

Другой пример двойственной, амбивалентной позиции матери — это отношение к выделениям младенца. Мать может испытывать к ним брезгливое, т. е. агрессивное отношение, и в то же время с нежностью подмывать ребенка и стирать его испачканные пеленки.

Винникотт считал, что ребенок с первых дней жизни может проявлять агрессивность, которую он называл также оральным садизмом или примитивным импульсом любви (примитивным любовным побуждением), являющимся примитивной разновидности объектного отношения, при которой любовь ведет к разрушению. Для Винникотта агрессия — это прежде всего доказательство жизни.

Изучая самые ранние эмоциональные проявления, Винникотт описывает такую агрессию, которая предшествует любой интеграции Я. Она является частью примитивного выражения любви и в то же время первичной двигательной активностью, спонтанностью и импульсивностью. Истоки деструктивного элемента коренятся в примитивных импульсах любви (любовных побуждениях Оно), хотя у младенца и нет цели что‑то разрушить. Инстинктивная цель импульса Оно — это уничтожение, хотя она имеет лишь временный и преходящий характер. Это связано с тем, что первой стадии развития младенца свойственны безучастность и отсутствие жалости и сострадания. Младенец еще не может оценить тот факт, что то, что он разрушает в возбужденном состоянии, есть то же самое, что так ценно для него во время фазы покоя между возбуждениями. Одним из элементов “возбужденной любви” ребенка являются воображаемые нападки на мать. При этом агрессия — это не вторичная реакция на фрустрацию, а является первичной, имеет свои собственные истоки. С другой стороны, уже в примитивных импульсах (побуждениях) любви можно всегда обнаружить реактивную агрессию, как ответ на фрустрации.

Двигательная активность младенца — это, по Винникотту, самая ранняя форма выражения агрессивности. Ее можно сравнить с витальностью тканей организма, живостью спонтанных движений, с тенденцией к росту и личностному развитию и, вообще, в целом с жизненной силой. Еще до первого кормления, когда организация Я еще совершенно незрелая, у ребенка есть уже богатый опыт переживания двигательной активности во внутриутробном состоянии. Любая двигательная активность направлена вовне и наталкивается на определенные препятствия. Тем самым двигательная активность превращается в агрессию. В то же время агрессивная составляющая способствует первому постижению “мира-не-Я” и началу выделения, конституирования того, что позднее станет Я. Это становление не происходит за один раз благодаря однократному запечатлению. Я и не-Я должны постоянно вновь и вновь заново открываться и переоткрываться. Винникотт отмечал, что именно агрессивные элементы психики позволяют осознать ребенку себя как индивида и начать индивидуальное существование.

Чувство реальности, по Винникотту, коренится, таким образом, в агрессии и в том, что в результате относительно приемлемой фрустрации со стороны “достаточно хорошей матери” удовлетворение происходит не сразу, позволяя разделить мир фантазии и реальности. Эротические переживания со слабым участием двигательного элемента, напротив, мало способствуют развитию чувства реальности. Однако агрессивное побуждение только тогда приносит удовлетворительный результат, если оно наталкивается на сопротивление. В этом случае оно более реально, чем эротическое переживание, так как ему присуще ощущение реальности. По этой причине младенцу необходим также внешний объект, на который будет наталкиваться его двигательная активность и агрессия, а не только удовлетворение его потребности.

Агрессия зависит от количества сопротивлений, с которыми сталкивается первичная двигательная активность младенца. Винникотт считал, что сопротивление преобразует витальность, силу жизни в потенциал агрессии. Однако слишком большое количество сопротивлений приводит к осложнениям, делающим невозможным существование индивида. В этом случае уже не остается места для индивидуальных переживаний и первичных агрессивных побуждений. Ребенку кажется, что весь мир состоит только из помех и нападок, а его двигательная активность и возможности агрессивных проявлений исходят не из его личной импульсивности, его тенденции к росту и индивидуальному развитию, не из его витальности, а являются лишь ответом, реакцией на помехи и преследования, связанные с переживанием им реальности.

Чересчур массивные помехи и фрустрации могут сломать защиту ребенка. Они уже не могут быть включены в позицию омнипотенции младенца и восприниматься как проекция. В результате происходит возврат в состояние покоя. Однако в наиболее экстремальных случаях не остается места даже для переживания покоя. Устанавливается состояние первичного нарциссизма, в котором ребенок либо испытывает страх перед “матерью‑ведьмой”, либо безумно тоскует по “матери‑фее”, либо и то и другое одновременно. Винникотт считал первичный нарциссизм состоянием покоя, в котором отсутствуют какие бы то ни было побуждения, в котором невозможно раскрытие индивида.

Таким образом утрачивается способность к проявлению агрессии, а также способность к активной жизни, т. е. способность устанавливать отношения с объектами внешнего мира. Любовь, по Винникотту, теряет часть своей ценнейшей агрессивной составляющей, а ненависть становится еще более вспыльчивой. Больше не происходит слияния агрессивных и эротических компонентов. Младенца как бы совращают к эротическим переживаниям, которые никогда реально не осуществляются. Изолированно от них существуют чисто агрессивные, реактивные переживания, которые зависят от переживания массивного сопротивления.

В этой ситуации все зависит от матери. Сможет ли она понять особенность жизненных потребностей младенца, взять на себя всю заботу в условиях его полной беспомощной зависимости, а также сможет ли она пойти навстречу его стремлению к жадному овладению. Здесь Винникотт имеет в виду прежде всего понимание индивидуальных способов выражения ребенка, его спонтанных жестов и первичной двигательной активности. Если у матери не развивается достаточно хорошего понимания этих индивидуальных форм проявления жизни ребенка, т. е. дает сбой функция держания (holding) матери, тогда появляются немыслимые страхи психотического характера, которые всегда существуют в латентной форме, но обычно купируются, смягчаются благодаря заботе матери. Отказ в такой заботе со стороны матери переживается ребенком на этой самой ранней стадии не просто как отказ, а как угроза существования структуры “Я-САМ” (Self), как страх перед уничтожением. Эти состояния имеют самую непосредственную связь с последующими психозами.

Для развития своего жизненного потенциала младенцу необходим минимум разнообразных помех извне и минимум реакций на эти помехи. Винникотт называет такие помехи вторжением или вмешательством (immixture) со стороны внешнего мира.

В случае чрезмерного засилья таких вторжений реактивные ответы ребенка на них могут препятствовать дальнейшему индивидуальному развитию. В результате младенец оказывается неспособным строить свою личность по образцу последовательности непрерывно развивающегося бытия. Происходит распадание непрерывной линии последовательности бытия, и на первый план выступает чувство бессмысленности. Если младенец не переживает индивидуальный опыт, нарушается “способность хотеть”. Уменьшаются возможности образования иллюзорных представлений, которые предшествуют созданию переходного объекта, а также нарушается или становится невозможной организация “подлинной структуры “Я-САМ” (Self)” Результат этого для последующей жизни — исполненный тоской поиск поддержки на руках у матери или на ее теле, либо прямая противоположность этому — страх перед женщиной, страх перед своей первой абсолютной зависимостью.

Винникотт считал, что наиболее остро выраженные формы реакции на вторжения со стороны внешнего мира порождают в ребенке в этом раннем возрасте страх перед уничтожением. Это очень реальный, примитивный страх, появляющийся перед всеми другими страхами. Этот страх непосредственно связан со “страхом смерти”.

В отличие от психотических состояний для антисоциальных тенденций характерна ранняя депривация. Винникотт имеет при этом в виду лишение чего-то хорошего, что переживалось ребенком до определенного момента положительно, например, мать, полноценный контакт с нею, на обладание которым ребенок чувствует право, но который был утрачен. Внутренний объект умирает или интроецированная версия внешнего объекта теряется. Одновременно создается впечатление, что причина несчастий исходит из отказа со стороны окружающего мира. По этой причине ребенок пытается заставить окружающий мир при помощи антисоциальных тенденций вновь обратить на него внимание и заботиться о нем. Винникотт понимает антисоциальные тенденции как стремление к самоисцелению, как выражение надежды, что потерянный объект вновь будет найден.

Самыми ранними симптомами антисоциальных тенденций Винникотт считал жадное, алчное поведение в том, что касается питания (а также его парное дополнение — отсутствие аппетита), нечистоплотность, ночное недержание мочи и мочеиспускание на коленях у матери. В жадном и алчном поведении, которое Винникотт рассматривал как предтечу воровства, выражается сильнейшее инстинктивное притязание. При достаточно хорошем соответствии поведения матери потребностям младенца жадное и алчное поведение у него, как правило, не проявляется. В этом благоприятном случае оно представлено импульсом любви. Однако если поведение матери не соответствует потребностям ребенка, то посредством жадного и алчного поведения младенец обычно может потребовать от матери исправить, исцелить этот недостаток.

Винникотт различает две типичные формы выражения антисоциальных тенденций. Это воровство и деструктивность. Воровство имеет либидонозный характер и выражает поиски первичного объекта. Деструктивность же имеет, напротив, агрессивные черты и в нем выражается стремление к относительной стабильности окружающего мира.

С разработкой концепции возникновения психотических и антисоциальных тенденций непосредственно связаны исследования Винникотта правильной (подлинной) и неправильной (фальшивой) структуры “Я-САМ” (Self) ребенка. На самой ранней стадии развития правильная, подлинная структура “Я-САМ” младенца — это теоретически предполагаемая позиция, из которой исходят двигательная активность (превращающаяся позднее в агрессивность) и спонтанные жесты. Правильная, подлинная структура “Я-САМ” — это инфантильная омнипотенция, жизненная сила, которая своим собственным способом овладевает, добывает индивидуальную психическую реальность и индивидуальную схему тела. Только правильная, подлинная структура “Я-САМ” может проявлять творческую активность и ощущать свою реальность. Неправильная, фальшивая структура “Я-САМ”, напротив, вызывает чувства нереальности, недействительности. Правильная, подлинная структура “Я-САМ” исходит из жизненности, витальности телесных функций и в существенной мере активно и первично. Оно возникает, как только появляется хоть какая‑то психическая организация индивида. При неблагоприятных воздействиях со стороны окружающего мира правильная, подлинная структура “Я-САМ” сохраняет чувство омнипотенции и ощущение непрерывности.

Формирование правильной, подлинной структуры “Я-САМ” связано с ролью матери. Мать должна идти навстречу омнипотенции младенца и в определенной мере способствовать ее осуществлению. Лишь благодаря этому начинает функционировать правильная, подлинная структура “Я-САМ”, а ребенок начинает верить в существование внешней реальности.

Если матери не удается адекватно отвечать на самые ранние потребности ребенка, то не происходит катексиса (заполнения) внешнего объекта и младенец остается изолированным. Младенец как бы вынужден вести неправильное, фальшивое существование. Его как бы прельщают покориться, примириться. Это можно наблюдать уже на самых ранних стадиях развития. Реакцией на требования окружающего мира в этом случае становится образование уступчивой неправильной (фальшивой) структуры “Я-САМ”. Строится неправильная (фальшивая) система отношений, цель которой — скрыть и защитить правильную, подлинную структуру “Я-САМ”. Неправильная (фальшивая) структура “Я-САМ” должна, как считал Винникотт, создать условия, которые позволят правильной (подлинной) структуре “Я-САМ” выжить и избежать уничтожения.

В более старшем возрасте к формированию неправильной (фальшивой) структуры “Я-САМ” приводят неблагоприятные условия окружающей ребенка обстановки. Например, это происходит, если ребенок чувствует, что его будут любить только при совершенно определенных условиях (например, если он будет соответствовать ожиданиям родителей, будет послушным и веселым и т. п.), то есть, если ребенок будет “следовать” требованиям родителей. При таких неблагоприятных условиях невозможно развитие потенциалов правильной (подлинной) структуры “Я-САМ”. В результате вместо правильной (подлинной) структуры “Я-САМ” формируется редуцированная неправильная, фальшивая структура “Я-САМ”.

Большое значение Винникотт придавал исследованию регрессии. Регрессивные тенденции проявляются при тяжелых, прежде всего психотических нарушениях, причина которых коренится в особенностях протекания самых ранних стадий примитивного эмоционального развития, когда младенцу особенно необходима мать и когда для младенца еще не упрочилось единство во времени и пространстве. Регрессия, по Винникотту, не идентична проявлениям инфантильного поведения. По своей сути регрессия противоположна прогрессии, развитию личности. Это защитное образование, отличающееся от других образований подобного рода тем, что регрессия предполагает надежду на возможность оттаивания замороженной ситуации, надежду на дальнейшее развитие и на исправление изначального отказа со стороны внешнего мира. Винникотт считал, что такой переживаемой как неудача ситуацией может быть также и травма рождения, которую необходимо пережить заново, чтобы можно было начать новое существование. Надежда включает также веру, что мир, который окружает человека сегодня, более приспособлен для жизни, чем прежний. Этим Винникотт объясняет тот факт, что психозы могут спонтанно самоисцеляться или иметь тенденции к самоисцелению в отличие от неврозов, которые лишь изредка могут проходить сами без помощи психотерапии.

Винникотт связывает появление регрессии с формированием неправильной (фальшивой) структуры “Я-САМ”, которая рассматривается как высокоорганизованная защита Я. При помощи замораживания правильной (подлинной) структуры “Я-САМ” неправильная (фальшивая) структура “Я-САМ” защищает его от неблагоприятной ситуации, от специфического отказа окружающего мира, от чувства, что все вокруг напрасно, бесполезно и недействительно. Неправильная  (фальшивая) структура “Я-САМ” сохраняет у ребенка надежду, что неблагоприятная ситуация, приведшая к замораживанию в состоянии регрессии, вновь оттает и в результате активной материнской заботы будет вновь обретен адекватный окружающий мир.

Мелани Кляйн описала для раннего психического развития младенца параноидально-шизоидную и депрессивную позицию.

Термин “параноидально-шизоидный” Винникотт почти не использует, предпочитая говорить о “стадии безжалостности, беспощадности, отсутствия сострадания”. Для “параноидально-шизоидной” позиции (или “стадии отсутствия сострадания”) свойственны страх преследования или страх возмездия, а также расщепление, раздвоение объекта (отсюда и название позиции: “параноидально-шизоидная”). Однако при достаточно хорошей материнской заботе патогенное влияние этой позиции становится незначительным, в то время как при фрустрациях от воздействий, идущих со стороны внешнего мира, возникают чудовищные страхи и внутренний хаос.

Депрессивной позиции Винникотт придавал исключительно важную роль в нормальном развитии ребенка, и считал эту концепцию важнейшим и наиболее кардинальным вкладом М.Кляйн в теорию психоанализа.

Термин “депрессивная позиция” для нормальной стадии развития может легко ввести в заблуждение. Поэтому Винникотт использовал также определение “стадия тревоги и волнения”. Для нее характерны двухстороннее отношение матери и ребенка, отнятия (отвыкания) ребенка от груди и игра в “кидание предметов”.

Фаза отнятия (отвыкания) от груди начинается в разных культурах в разное время. Определяющим здесь, по Винникотту, является способность ребенка играть в игру “давать предмету возможность упасть”. Ребенок превращает в игру кидание предметов, в чем проявляется его растущая способность справляться с потерей. Это также указание, что можно постепенно приступать к отнятию (отвыканию) от груди. Обычно эта игра закономерно начинается где-то между пятым и шестым месяцем жизни и продолжается вплоть до возраста от года до полутора лет. До этого младенец, как считал Винникотт, беспощаден, у него нет сострадания, ему незнакома тревога за другого в связи с последствиями его первых импульсов любви. Однако, при достижении депрессивной позиции происходит обращение от отсутствия милосердия и сострадания к тревоге и волнению за другого человека.

В первое время после рождения младенец еще не может понять тот факт, что мать, которую он во время фаз покоя столь высоко ценит, это тот же самый объект, на который он во время фаз возбуждения столь же беспощадно и безжалостно нападает. Для ребенка как бы существуют две матери — “хорошая” и “плохая”. Кроме того мать имеет для ребенка как бы два аспекта: “мать-объект” и “мать-окружающий мир”.

“Мать-объект” способна удовлетворить насущные потребности младенца, а также быть мишенью его возбужденных и безжалостных нападок. Она должна быть способна вынести и пережить оральный садизм младенца.

“Мать-окружающий мир”, напротив, активно ухаживает за младенцем, от нее исходит нежность и спокойное отношение. Она должна предоставить возможность исправления, искупления, возмещения, когда в представлении ребенка должно произойти слияние “матери-объекта” и “матери-окружающего мира” и он должен пережить тревогу и волнение за мать.

На стадии тревоги и волнения делается важный шаг к признанию матери как целостного объекта. Младенец занимает нормальную депрессивную позицию, центральным конфликтом которой становятся сомнение в исходе борьбы между силами “добра” и “зла” внутри и за пределами личности, а также взаимодействие между силами и объектами в структуре “Я-САМ” ребенка, воспринимаемыми им то как несущие “зло”, то как “добро”.

Винникотт отмечает, что во время нападок инстинктивной любви младенца на тело матери у ребенка может сложиться впечатление, что там, где прежде было изобилие, он проделал дыру, отверстие. В отношении своего собственного внутреннего состояния у него появляется тогда чувство, что в нем преобладают ненависть и преследующие элементы. Достаточно хорошая мать все же выдерживает эту ситуацию, остается в результате целой и невредимой в глазах ребенка. Она способна и впредь принимать все то “хорошее” и “плохое”, что предлагает ей ребенок. Если мать понимает и принимает жесты давания ребенка (когда он ей что-то дает), то в отношении проделанной в теле матери дыры у ребенка складывается впечатление, что он добился исправления и восстановления. Винникотт считает, что наглядный пример этому мы наблюдаем, когда младенец во время кормления на груди у матери одновременно вкладывает ей в рот свой палец, чтобы компенсировать, исправить “дыру”, образующуюся в теле матери из-за того, что он забирает оттуда молоко.

Винникотт все время подчеркивал, что родители должны понимать свою роль в воспитании и уходе за младенцем не только в том, что они могут что‑то дать ребенку, но и в том, что они должны быть способны что‑то от него получать.

На основе жестов давания младенец может соединить спокойное и возбужденное представление о матери как о “матери-объекет” и “матери-окружающем мире”, так как он теперь может сам выдержать сосуществование любви и ненависти по отношению к теперь уже целому объекту. Лишь благодаря способности исправления становится возможным переносить личное чувство вины, испытывать тревогу и озабоченность за объект, а также чувствовать ответственность. Надежное присутствие матери и все более увеличивающаяся вера в свои силы в плане возможности исправления и восстановления позволяют ребенку становиться все более смелым при переживании инстинктов Оно. Инстинктивные переживания становятся более интенсивными. Происходит открытие богатого внутреннего мира.

Таким образом, чувство вины — это допущение и принятие всей целостной фантазии орального инстинктивного импульса, которая до этого ничем не сдерживалась и тем самым была формой страха, связанной с амбивалентностью и сосуществованием любви и ненависти. Истоки способности к переживанию чувства вины появляются, когда младенец начинает понимать, что мать после его нападок остается жива и принимает его направленные на исправление жесты. Однако в достаточно хорошей окружающей обстановке нет необходимости переживать чувства вины. Они сохраняются только как дремлющий потенциал. Чувства вины переживаются только, если появляется подавленное состояние, уныние, если нет возможности добиться исправления.

Именно со способностью пережить тревогу и волнение за мать связано начало отношения ребенка к объективно воспринимаемым “объектам‑не‑Я”, к другим людям. Тем самым становится возможным различать между внутренним и внешним, между фантазией и реальностью, происходит становление восприятия схемы тела.

В случае, если ребенок не достигает нормальной депрессивной позиции или не может ее в достаточной мере упрочить, т. е. если он застревает на стадии депрессивного страха и неспособности сопереживать и исправлять, то может сформироваться механизм защиты маниакального характера по типу реактивного образования. Маниакальная защита может проявляться в отрицании страха потери и утраты, в бегстве в омнипотентные фантазии, а также в пренебрежительном обесценивании и умалении значения матери. Если мать сама депрессивна и ребенок идентифицируется с ней в том отношении, что он все время должен делать для матери что-то хорошее, то в результате формируется искаженная установка исправления. К исправлению побуждает в этом случае не вина ребенка, а вина матери.

 

Важное место в научном наследии Винникотта занимает концепция переходного объекта и переходного феномена. Изучая раннее детское развитие от стадии полной зависимости к постепенно растущей способности ребенка постигать и принимать реальность, развитие от субъективности и омнипотентного контроля к объективности и полноценному объектному отношению, Винникотт описал состояние, которое занимает промежуточное положение между этими полюсами. Винникотт называет это состояние интермедиарным (промежуточным), а позднее и потенциальным пространством, которое становится для ребенка нейтральным, позволяющим ему освободиться от постоянного давления необходимости все время сопоставлять внутреннюю и внешнюю реальность. Винникотт считал, что эта интермедиарная (промежуточная) область познания образуется из основополагающего феномена иллюзорных переживаний и иллюзий у ребенка. В последующем развитии интермедиарная (промежуточная) область познания продолжается в феномене игры, в креативности (творческих способностях), в философии и религии.

Эту область Винникотт описывает уже в самом раннем детстве прежде всего в форме переходного объекта и переходных феноменов. Они помогают приблизить объективный опыт общения с реальностью и приступить к построению отношений между ребенком и окружающим его миром.

К переходным феноменам Винникотт относит уже лепет младенца, а также “напевание себе во сне”. Переходными объектами могут быть собственный большой палец, краешек одеяла, подушка и т. п. Они представляют собой первое собственное владение младенца во внешнем мире, первый “объект‑не‑Я”.

Переходные объекты характеризуют особые признаки. Ребенок пользуется переходным объектом как чем-то, что принадлежит только ему, и претендует на него. Переходный объект страстно любим и в то же время с ним жестоко обращаются. Таким образом, переходный объект должен быть одинаково способен “пережить” как любовь, так и ненависть, временами даже чистую агрессию. При этом он сам не должен изменяться. Переходный объект должен передавать чувство эмоциональной теплоты. С ним часто обращаются так, как будто бы он живой и обладает собственной реальностью. Его потеря вызывает тревожное возбуждение и печаль.

Потребность в переходном объекте возрастает, когда ребенка укладывают спать и когда ребенок чувствует угрозу потери объекта любви. В целом можно сказать, что переходный объект служит для защиты от страхов, прежде всего от депрессивных страхов. У здоровых детей переходный объект особенно глубоко в душе не запечатлевается. Его не забывают, но в то же время о нем особо не сожалеют. Он теряет со временем свое значение, так как переходные феномены становятся все более размытыми и нечеткими, распространяясь на всю интермедиарную (промежуточную) область между внутренней психической реальностью и внешним миром, т. е. на всю социокультурную область.

По Винникотту, переходный объект тесно связан с возбуждением в самом раннем возрасте эрогенной зоны области рта. Часто можно наблюдать, как переходный объект постепенно шаг за шагом формируется из аутоэротических занятий младенца. Время первого появления переходных феноменов относится Винникоттом к периоду между 4-ым и 12-ым месяцем жизни. Обращает на себя внимание тот факт, что у мальчиков и девочек не обнаруживается различий во времени появления переходных феноменов.

Переходный объект отвечает за отдельную составляющую объекта матери, как бы за репрезентации (подобъект) (в основном это грудь), с которым у ребенка устанавливаются первые отношения. При этом особенно важно, что переходный объект в качестве реального объекта — это не реальная грудь, а символическое замещение “внутренней” груди. Таким образом, переходный объект — это первое символическое образование, формирование символа. Используя переходный объект, ребенок показывает, что он способен различать между внешними и внутренними объектами, между первичной креативностью и восприятием. Ребенок способен выделять различия и сходства.

М.Кляйн разработала концепцию о “внутреннем объекте”. В этом смысле переходный объект, по Винникотту, не является ни внешним, ни внутренним объектом, так как ребенок может использовать свой переходный объект только в том случае, если внутренний объект, т. е. грудь, является живым, реально существующим и достаточно хорошим объектом. Переходный объект может выступать на стороне внешнего объекта и служить защитой против депрессивных страхов. Но делать это он может только опосредованно через процесс символообразования. При этом он выступает на стороне внутреннего объекта.

В свою очередь, внутренний объект зависит от поведения внешнего объекта, т. е. матери. Благодаря материнской заботе и способствующему нормальному развитию внешнему окружению для ребенка открывается область иллюзии. Иллюзия начинает появляться у младенца тогда, когда при первых кормлениях мать дает ему именно то, что ему как раз в этот момент больше всего хочется. У ребенка складывается тогда впечатление, что он сам добился удовлетворения своих потребностей своей омнипотенцией, своим всесилием. Таким образом, у ребенка появляется иллюзия, что грудь или мать — это часть его самого, над которой он обладает магическим контролем, а внешняя реальность отвечает его собственным созидательным способностям. Без такой иллюзии невозможен контакт между психикой и окружающим миром. Таким образом младенец создает, а не находит свой собственный, личный окружающий мир, который при благоприятных условиях в некоторой мере похож на объективный мир.

Благодаря созданию переходного объекта области иллюзии придается форма реальности. В то же время тем самым, как полагал Винникотт, создается нейтральная интермедиарная (промежуточная) область познания, которая позволяет в дальнейшем наслаждаться иллюзиями и субъективными представлениями в искусстве, религии и философии, а также обмениваться ими с другими людьми. Если же человек считает свои иллюзии объективными, то он, естественно, психически ненормален. После того, как мать создала для ребенка возможность образования иллюзии, ее главной задачей становится развенчание иллюзии (дезиллюзионирование). В этом процессе важную роль играет отнятие от груди. Оно готовит почву для всех последующих фрустраций.

Дезиллюзионирование через постепенно увеличивающееся число отказов со стороны матери сопровождается растущей способностью младенца уравновешивать образующийся дефицит путем возрастания психической активности. Забота и уход со стороны матери постепенно замещаются так называемым вторичным процессом, который замещает галлюцинаторное удовлетворение, чтобы избежать разочарования и негативные последствия первичного процесса. Не последнюю роль при этом играет отец. Его важнейшая задача в этом процессе — сделать мать в глазах ребенка более человечной, лишить ее того элемента, который в случае сохранения превращается в магический и могущественный атрибут матери, разрушая в матери материнское.

Активность ребенка направлена на то, чтобы не потерять представление о совершенном окружающем мире. Винникотт считал, что потребность человека в совершенном окружающем мире — это важнейший исток развития духа.

Идеи Винникотта нашли подтверждение и дальнейшее развитие в работах многих исследвателей, и особенно Масуда Р.Хана (Masud R.Khan) в Англии, Лоры Шахт (Lore Schacht) и Иохена Шторка (Jochen Stork) в Германии. По мнению Масуда Р.Хана, вместе с Мелани Кляйн, Хайнцем Хартманном (Heinz Hartmann) и Эриком Эриксоном (Erik H. Erikson) Винникотт — это один из четырех психоаналитиков, внесших самый большой вклад в существенное расширение и углубление классического психоанализа.

Литература

Винникотт, Д.В.:   Разговор с родителями / Пер. с англ. М.Н. Почукаевой, В.В. Тимофеева. — М.: Независимая фирма “Класс”, 1994. — 112 с.

Winnicott, D.W.:     Clinical Notes on Disorders of Childhood. London: Heinemann, 1931.

Winnicott, D.W.:     Getting to know your baby. In The Child and the Family. London: Tavistock Publ., 1957.

Winnicott, D.W.:     Physical Therapy of Mental Disorder. Brit. med. J., Mai 1947.

Winnicott, D.W.:     Leucotomy. Brit. med. Student’s J., 3, 1949.

Winnicott, D.W.:     The Ordinary Devoted Mother and Her Baby. Neun Rundfunkvorträge; ern. in The Child and the Family. London: Tavistock Publ., 1957.

Winnicott, D.W.:     Some Thoughts on the Meaning of the World Democracy. Human Relations, 3, 1950.

Winnicott, D.W.:     The Child and the Family. London: Tavistock Publ./ New York: Basic Books, 1957.

Winnicott, D.W.:     The Child and the Outside World. Studies in Developing Relationships. London: Tavistock Publ, 1957.

[1]     Cравнительное представление Marta Bekei: A Specific of Early Development as a Conditioning Factor of Psychosomatic Disease. Доклад на 32 Международном Психоаналитическом Конгрессе в Хельсинки 30.7.1981, цит. по Kutter P.: Moderne Psychoanalyse. Verlag Internationale Psychoanalyse 1989, S.133.

[2]     В данном контексте “шизоидное состояние” следует понимать как способность переживать чувства и состояния другого человека как свои собственные.

[3]     Важно заметить,что этот принцип, столь рано появляющийся в онтогенезе, и в дальнейшем станет одним из основных в педагогике.

[4]     Анаклитическая депрессия — психические расстройства, возникающие у ребенка, лишенного материнской опоры (“анаклитический” от греч. — “ложиться на”, “опираться на”).